Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И зимой и летом – всегда – Чайка носит светлый замызганный плащ. За длительное время он превратился у него в настоящий домашний халат, исполненный в восточном вкусе. Толстый, уютный, щедро изукрашенный разными цветами. Но Чайка на улице ведь и есть у себя дома. Спальня – на паперти. Перекрёсток переулков – гостиная. Есть даже несколько ванных комнат. Питьевые колонки и фонтаны от лучших скульпторов мира дают ему возможность утолять жажду и совершать водные процедуры. В сезон такая жизнь со стороны начинает казаться более чем сносной. Живёшь себе под чистым небом. И костерка не надо. И ведь готовить тоже не надо. Подают свежайшее. Хороший спальник в удобной нише, под боком тепло одной из древнейших христианских базилик, на месте великого капища. Болтаешься целый день по округе и болтаешь с прохожими, которые в Риме редко спешат и всегда готовы с головой уйти в диалоги. А перед сном у тебя ванна в фонтане и чуть бренчат в кармане деньжата, пока одеваешься. Такова эта жизнь, и она неразрывна переплетена с жизнью города. Более того – с конкретным местом города. Всякий бродяжка своё место чует и всегда возвращается именно на него. И за это место под солнцем нередко приходится сражаться. Физически. Ведь бывает, что на территорию забредают чужаки. Например, те двое, что живут в том же квартале, возле другой церкви. Вот им близко подходить к Минерве нельзя. Если они пересекают невидимую границу, за которой наш Чайка зорко следит, он берёт палку и со страшным животным рёвом гоняется за посторонними по проулкам.
Другого нашего любимого бродяжку мы зовем Ямамото. По имени известного и самого правильного дизайнера одежды. Наш Ямомото всегда очень круто одет! Именно что в стиле Ямамото. Такое впечатление, что некоторые фасоны сняты конкретно с него. Наш Ямамото ценит качество и предпочитает пространные одежды чёрного или глубокого тёмно-синего цвета. Ну быть может, иногда у ворота кокетливо мелькнёт горлышко белой футболки. Поскольку он небольшого росточка, а прикид – дорогие ботинки, хорошее итальянское кашемировое пальто или болоньевый плащ – всегда с чужого и сытого плеча, то на маленьком вертлявом человечке с каким-то редким чувством стиля смотрится такой наряд отрадно. И ещё почему-то он напоминает мне самурая. Он такой – человек-сражение. Бесстрашный. Быстрый. Очень общительный. Лет двадцать семь, наверное, но кто разберёт! Уж очень сильно загорелый. Порок ещё не изувечил его красивое лицо, поэтому иногда он даже заседает в разношёрстных компаниях в самых настоящих ресторанах. В руке его неизменная сигарета. Для бездомного – истинный шик. Сигареты здесь – это очень дорого. Но он всегда стреляет, и ему все дают. Я в том числе. Только вот места его ночлега не знаю. Верно, он меняет их часто. И он-то как раз самый настоящий хулиган. Точнее, думаю, психически болен, потому так наблюдателен и изворотлив. Но если попадается, наконец, властям за свои проделки, ну, примерно раз в три-четыре месяца, тогда исчезает на несколько дней, а то бывает – недель. Там, где он пребывает в это время, его обривают налысо и немного подлечивают. И вот только устанешь ждать – как снова выныривает неутомимый Ямомото из водоворота площади Пантеона.
Ближайший его сосед, а нередко и собутыльник – тот самый нагловатый мужлан, что прописался в портике «храма всех богов», Пантеона, – при встрече с нами он всегда кричит: «Grappa barricata!», потому мы его так и прозвали – Граппа-Барриката. Дело в том что Grappa barricata – предпочтительный напиток моего мужа в любом заведении, а поскольку Граппа-Барриката – лукавый проныра, то он внимательно следит за окружающей действительностью. В частности, обожает подслушивать разговоры. О чём мы говорим, ему непонятно, но понятно, что чаще всего заказываем. Что подслушает, тем и дразнит. Весь прошлый год Граппа-Барриката просто бухал на площади у фонтана и существовал на пожертвования. Приглядывался. Сначала хотел подлезть к уличным музыкантам, они играют тут в сезон, сменяясь почти поминутно, – а за процессом-то надо следить. И не только полиции, которая посматривает на часы во время выступлений, но должен же быть и наблюдатель за всеобщей справедливостью, ну типа директор площади. А кто на ней главный? Тот, у кого в гостиной все топчутся. И даже через спальню днём туда-сюда ходят, неугомонные, до самого вечера. И фонтан этот питьевой – это тоже его… Но с музыкантами не сложилось. Это крепкая мафия.
Граппа-Барриката не унывал. Правда, в какой-то момент пропал на пару месяцев. А когда вернулся, то перестал громко разговаривать с хозяевами заведений и втирать что-то официантам. Вернулся и теперь не пьёт. Правда, ведёт себя так же оглушительно и нагло. Но теперь положение обязывает, он – распорядитель (пусть и малого чина) лошадиного трафика в Риме. Находит клиентов, обговаривает скидки и маршруты прогулки в экипаже, запряжённом гнедым. А спит он в каморке у любовницы, под самым чердаком, неподалёку.
Есть ещё у нас трогательная, изящная и скромная Эмилия. Это имя, которым она себя назвала. Она, кстати, никогда не просит денежку. И при этом может рассказать подробно, как и куда дойти, подскажет маршруты транспорта и его расписание, поможет разобраться с картой города, уточнит часы работы музеев, кафе, храмов квартала, назовёт и время службы каждой из церквей. Если нужно, проводит. И многое рассказать может – из того, что мы пока плохо понимаем на итальянском.
Официально представились мы друг другу в хмурый денёк. Рим ещё только решал, что ему делать. Качнуться и бессильно погрузиться в изнуряющее марево пекла за сорок? Или лучше сначала захлопнуть все ставни перед страшной грозой?.. А пока просто дул сильный ветер. Мы обнаружили тонкий силуэт бродяжки по дороге на рынок и были приятно удивлены, застав знакомую такой свежей, бодрой и, как всегда, подтянутой, в столь ранний час. Впрочем, её ладная фигурка выражала сейчас мучительное сомнение. Пересчитав несколько раз медяки на ладошке, она обнаружила, что на утренний кофе не хватает. Теперь она расстроено что-то бормотала, но мы ей пожелали доброго дня и поспешили добавить нужную денежку. Она растрогалась, разулыбалась, сердечно поблагодарила и спросила наши имена. Так и разговорились.
Кофе Эмилия любит пить в кафе у китайцев. Они держат на нашей улице самую дешёвую и невкусную пиццерию в мире. Зато открыто заведение с семи утра и до самого позднего вечера. Единственное в районе. Итальянцы так не готовы работать. Вообще не готовы! Вон нам роутер крупная компания никак не может привезти. Отрубили в Риме электричество – он и накрылся. Кстати, по району вся линия легла и в кафе или в магазине невозможно было картой расплатиться. «Кэш онли» вступил на целые сутки. И в банкомате было не снять. На неделю квартал парализовало. Вот такая гроза была. Но я про Эмилию. В этой китайской пиццерии ведь есть ещё и бар. Очень демократичный – там подают самый дешёвый эспрессо в районе. Почти как в обычном жилом квартале – 50 центов.
Кстати, мы с интересом наблюдали за реакцией местных. На «площадной рынок» вышли китайцы и вступили в жёсткую конкуренцию – тут два ресторана и четыре кафе плюс три закусочные и мороженица на отрезок улицы в сто метров. Но итальянцы остались невозмутимы – туристов на всех хватит. А потихоньку, зачарованные ценами, некоторые местные к китайцам сами пришли. Теперь с открытия и нередко до самого обеда там заседают постоянные посетители. Ну, во-первых, важная персона – хозяин самой старой лавки товаров для художников в Риме, что напротив. Во-вторых, его не менее внушительные и молчаливые гости, которые приходят посидеть на красных пластиковых стульях до солнцепёка (у кафе нет разрешения на столы на улице). И ещё один завсегдатай занимает своё место за первым столиком раньше всех – соседка из дома напротив. Премилая старушенция. По утрам она спускается на завтрак – это кофе и самбука, а после исполнения ритуала до следующего утра прячется в доме. Мы всегда приветствуем друг друга из окон, живём буквально на расстоянии вытянутой руки и вместе приглядываем за улицей. Вот только наши окна чуть выше